Он смотрел на меня испуганными глазами и быстро-быстро говорил «мне не больно, мне не больно! Совсем не больно, ни чуточки». Говорил и улыбался. Он почти всегда улыбался. Ему было пять лет. Чуть начавшая подживать разбитая коленка снова сильно кровила. Он два раза упал в холле психологического центра, один раз споткнулся о подставку качалки-коня (этакая железная дура), следом второй раз — просто запутался в ногах. Кроме коленки, явно болели ладони и ушибленная о коня нога. Этот ребенок никогда не плакал, не давал даже малейшего повода для того, чтобы пожалеть его. МНЕ НЕ БОЛЬНО!
Один из часто задаваемых вопросов на семинарах про родительско-детские отношения: «а как правильно?» и «а будет правильно, если я…?» Чуть отличаются, но смысл един.
Что же это за смысл такой?
Как правильно? В этой фразе заключается смысл жизни большого количества людей. Они всю жизнь, изо дня в день, от ситуации к ситуации ищут правильное решение. Как НУЖНО отпраздновать свой день рождения, чтобы он всем понравился? А вдруг не понравится? Как правильно вести себя с ребенком, чтобы он вырос счастливым? А вдруг не получится? Жизнь проходит в метаниях и попытках угодить всем: мужу, детям, знакомым и друзьям. На это тратится неимоверное количество сил. Стараться приходится безостановочно. Как сделать правильно? А недовольных становится все больше и больше. Спокойствие никогда не наступит. Этому нет конца.
Такими людьми удобно пользоваться — безотказные, полезные. С ними можно не тратить даже каплю внимания на благодарность. Стоит нахмурить брови — и для вас начнут стараться еще активнее. Идеально!
Мир поделен на две части: «правильно» и «неправильно». Черное и белое. Полутонов нет. Надо всегда и во всем следовать правильной дорогой и выбирать верные решения. Иначе придет ОНА. Огромная, парализующая Вина. Вина, в которой нет права на исправление «ошибки», нет права на искупление — но есть море выедающего душу самобичевания, и только принесенная жертва может дать передышку.
Как же так получилось?
Детская психика очень незрелая. Что она видит, то и есть. Что не видит, того нет. И выводов всего два: «все для меня» и «все из-за меня». Торт вкусный для меня! Мама и папа для меня! А то, что мама плачет, — это из-за меня, я же не видел причину слез — значит, плачет из-за того, что я недостаточно хороший. Все плохое из-за меня! Вот такая «кривая» детская логика.
Обычно ребенок плохо или хорошо, но справляется с такой постановкой вопроса. К чему-то привыкает — «да они постоянно лаются между собой», что-то пробует исправить и контролировать:— «ну хватит вам ссориться!». Но что с ним происходит, если он для мамы действительно причина тяжелого состояния и мучений, постоянного напряжения и страха? Вырастает огромная, тягучая, липкая и нескончаемая ВИНА. Мама мучается из-за меня? Маме плохо из-за меня? Вина такая огромная, что простого искупления ей мало — нужны жертва!
Так исторически сложилось, что в нашей стране были (и, что уж скрывать, есть и по сей день) негласные установки о том, какой должна быть хорошая мама. Про хорошего папу установок не было и нет: там главное, что непьющий и детей любит, ну и «зарплату в дом». А вот про мам существует целый перечень. И не дай Бог не следовать «негласному уставу», — все сразу же обернутся и зашепчутся между собой с таааким осуждением во взглядах! Стыд и позор быть такой мамой! А старушки бодро соберутся в круг и наперебой, со всей страстью отдаваясь процессу, сверкая глазами и переходя на визг, начнут учить тому, как надо воспитывать детей и быть хорошей мамой. Вина душит, а щеки горят, в голове одна мысль — бежать.
Что делать-то?
Один из главных пунктов «негласного устава» — это отсутствие негативных чувств у ребенка и поведения, которое мешает окружающим. У хорошей мамы дети не падают в лужи в истерике, не рыдают и не требуют конфет, не кричат и не плачут. Не заставляют переживать и волноваться чужих тетенек и хвататься за сердце старушек. Дети стойко встречают трудности и преодолевают их! А мамам — почет и уважение. «Такие положительные дети у вас, милочка. Стойкие оловянные солдатики! Мамина гордость!».
И мамы старались и стараются, изо всех сил стараются! Стараются сделать все, что только могут, ради того, чтобы никогда не встретиться с виной, стыдом, позором и осуждением!
Я не могу себе представить, насколько тяжко жить в таком мире. В мире, где любое движение ребенка надо контролировать, сжимать ему ладонь до боли, чтобы замолчал, перестал нудить про новую игрушку, перестал хотеть и быстро успокоился. В мире, где надо улыбаться людям, щипая при этом ребенка до синяка за руку, чтобы напомнить, что надо перестать есть чужие конфеты со стола, что надо отказаться от подарка, даже если очень хочется взять. Это слишком дорого! Быть щедрой вместо ребенка, делиться его конфетами и игрушками на детской площадке, строго обрывая — «не будь жадиной, тебе жалко, что ли». Ругать ребенка вместе с толпой мамочек во дворе, а то и громче, если вдруг ребенок кого-то оттолкнул и не позволил забрать игрушку или растоптать куличик. «Не смей мне врать, я видела, как ты его толкнул, так хорошие мальчики не поступают! Идем домой, ты наказан!» Просто каменеть и мрачнеть взглядом в момент, когда ребенок задал «не тот» вопрос, и потом отшучиваться и извиняться за него, объяснять, что он еще маленький и глупый. А наедине — подзатыльник и мрачное «ты своей головой хорошо подумал, когда рот открывал?». Жить в постоянном ожидании подвоха, чужого жадного любопытного взгляда и того, что все узнают, что мама-то не справляется. А это несмываемый стыд и позор!
Мы с моим пятилетним пациентом виделись регулярно, но это были не отношения, а обязательные к исполнению встречи. Это был прекрасный ребенок. Умный, с хорошей речью, эрудированный. Он мог часами рассуждать о том, кто и как в саду поступил неправильно, как надо было поступить, рассказывал про это ровно, спокойно, не отрываясь глядя мне в глаза. По кругу одно и то же из раза в раз. Менялись только имена персонажей. Он никогда не играл. Только говорил, оценивал и рассуждал. Мимоходом наводил порядок на полках с игрушками, ронял слова о вечном беспорядке на них и осуждающе качал головой. Но стоило разговору зайти про чувства, и ребенок мигом превращался в еще большего робота. Робота-трансформера: обрастал дополнительным доспехом и начинал говорить электронным голосом. А трансформерам не бывает больно. Такого не погладишь по голове и не подуешь на больную коленку. Они железяки.
Зато четкие инструкции и установки выполняют с высокой точностью. Маму нельзя огорчать, нельзя кричать, громко смеяться, нельзя просить, расстраиваться, и самое главное — нельзя плакать. Позорить маму нельзя! Никогда, никаким образом. Нет такой причины, чтобы нарушить эти простые, в общем-то, правила. Дети из любви к маме пожертвуют чем угодно. Здоровье? Нет проблем. Коленка была проигнорирована, ее никто не пожалел, не подул на нее, не погладил. «Мне не больно!».
Стыд и позор — очень жалящие и изматывающие чувства. Они не принадлежат вам, это вы принадлежите им, и они управляют вами. Эти чувства, если прилипли однажды, уже не отстанут. Будут все сильнее и сильнее. Приостановить — не убрать, не перестать это чувствовать, а именно приостановить, поставить на короткую паузу, — может балансирование на острие бритвы, где с одной стороны мнение окружающих людей с необходимостью постоянно его отслеживать и предугадывать, а с другой — неусыпный контроль за собой и семьей, чтобы не вели себя «правильно». Любой чужой дискомфорт требует незамедлительной реакции. Все должно быть правильно. И тут нет места собственным желаниям, и тем более нет места чувствам. Они принесены в жертву в пользу спокойствия и морального комфорта любого постороннего человека, которому могут причинить неудобства. Ибо нет ничего страшнее оказаться опозоренной!
Детская психика всегда жертвует своей судьбой в пользу родительского спокойствия и благополучия. Детская психика всю жизнь будет стараться искупить ту тяжесть, с которой мама не справляется. Даже когда сама уже станет мамой, а потом и бабушкой. Всеми силами и любой ценой ребенок, поймавший мамино вербальное или невербальное послание «ты мой позор!» будет делать что угодно, пойдет на любые жертвы — лишь бы исправить, замолить, искупить. На уровне бессознательного будет звучать как молитва: «Дорогая мамочка, я себе даже представить не могу, чего тебе стоит жить в стыде, позоре и осуждении. Я вижу, как тебе тяжело. Я тому причина. Я виновен/виновна! Я всю жизнь, ценой моей судьбы, моего выбора и интересов буду искупать эту тяжесть. Я сделаю все что угодно, чтобы тебе стало спокойно. Я откажусь от неугодных чувств и желаний, чтобы заслонить тебя от этого агрессивного и осуждающего мира. Я отвечаю за твое счастье!».
Встреча на троих. Мать с сыном и я.
«Знаешь, когда я спотыкаюсь об нашу лошадь, мне больно и очень хочется пожалеть ногу, которой я ударилась. Моя ножка, как тебе больно, я буду гладить тебя и утешать, пока боль не пройдет. Ты моя, и мне очень жаль, что ты ударилась. Моя хорошая. Вот так я жалею мою ногу. И сейчас я вижу, что тебе больно. Ты улыбаешься, и у меня нет возможности предложить утешение тебе. А мне так хочется тебя утешить. И, думаю, твоей маме тоже очень хочется. Это так? (Мама медленно кивает). Ты можешь подойти к маме, и она погладит и пожалеет тебя и твою ножку. Будешь готов — подойди».
Они плакали вместе. Мать и сын. Первый раз вне страшной внутренней действительности они увидели друг друга. Без щитов и доспехов. Она увидела разбитые коленки у маленького пятилетнего мальчика и ту жертву, которая совершалась для нее, ради нее. Он первый раз ощутил маму, которая смотрела на него с одобрением и поддержкой. Именно на него, а не на поведение, успехи и старания, не на поджимающую губы вечно недовольную невесткой свекровь, не на чужих мамочек и продавцов в магазине, а на него всего, целиком.
«Сыночек, давай я подую. Иди ко мне, я тебя обниму и поцелую. И буду утешать, пока не пройдет. Тебе больше не надо прятать слезы, я разрешаю плакать. Я буду тебя любить любого — со слезами, разбитыми коленками и плохим поведением. Даже если это не понравится окружающим. Я справлюсь. И больше никогда не отвернусь. Даже если бабушка будет снова кричать и ругаться. Ты мой самый любимый ребенок. Ты мой маленький мальчик, тебе больше не надо быть роботом, тебе можно хотеть. Ты можешь просить меня и рассказывать о желаниях. Если я смогу, то выполню твою просьбу. Быть может, не смогу, но не потому, что ты плохой или недостоин, просто будем думать, как решить вопрос. Ты мое сокровище. Я тебя очень люблю.»
Он долго сидел у мамы на руках, тыкался ей в шею, периодически снова начиная плакать. Она просто держала — крепко-крепко.
Потом будет еще много всего, но первый шаг сделан. Шаг, который позволит вырастить истинные отношения, наполненные любовью и одобрением.
Извечный вопрос: что важнее — мнение окружающих или счастье ребенка, родительский комфорт или ваш. Так бывает, что человек запутался. Правильно ли хотеть то, что он хочет? А если это желание причиняет боль и неудовольствие родным и близким? Как поступить в этой ситуации? Вечный выбор — или они, или я.
Где-то глубоко внутри вашей психики есть маленький ребенок, который до сих пор остается там, в тех ситуациях, наполненных стыдом, которого продолжают предавать позору. Ребенок, который до сих пор старается что-то исправить и старательно служит окружающим. Он корчится от боли и беспомощности и даже не мечтает о спасении. И его правда никто не спасет, не придет избавить от мучений.
Никто, кроме вас!
Вы можете выбрать оставить все как есть, ведь мир не изменить. А можете взять на руки вашего «внутреннего» ребенка. «Я пришел тебя спасти, тебе больше не надо здесь быть и не надо стараться. Теперь я буду о тебе заботиться, холить и лелеять. Я вижу, как тебе больно. Иди, я подую».
Как думаете, подойдет?
